— Ты что, грибов обкурилась? — взвизгнула она. — Когда это я тебе задолжала?

Она встала, подошла к Найре вплотную, едва не наступая на ноги. Та растерялась: подруга на самом деле была ей должна. Не столько, чтобы требовать вернуть, но раз она даже не собирается возвращать…

— Вот значит, как? — воскликнула Найра. — Не зря мне говорили не одалживать тебе!

— Кто говорил? Толстуха Бетти, небось? Давно я её не запирала.

Мельком взглянув на чужачку, Найра увидела, что та смотрит на них с лёгкой насмешкой. Это напомнило Найре, для чего она вообще затеяла разговор. Схватив Сьюзи за руку, она потянула подругу к двери:

— Пойдём, у меня всё записано.

— Записано? Не смеши меня — ты сроду писать не умела!

— Сроду не умела, а теперь научилась, — с достоинством произнесла Найра.

Мира тихо засмеялась. Подруги посмотрели на неё, затем друг на друга.

— Идём! — скомандовала Сьюзи.

— Мы скоро. Ты ешь пока, — сказала Найра чужачке.

Выйдя в коридор и закрывая дверь, она услышала, как Мира с насмешкой бросила:

— Гопота.

Дверь закрылась.

— Что она сказала? — спросила Сьюзи, когда они отошли подальше.

— Гопота.

— Да слышала я! — раздражённо отмахнулась подруга. — Что это значит?

— Откуда я знаю? Может, магия какая.

— Вот именно! — со значением сказала Сьюзи. — А, может, её уже нет в комнате?

Они одновременно кинулись к двери. Сьюзи успела раньше и прильнула к замочной скважине.

— Ну? — нетерпеливо прошептала Найра.

— Там.

— Ест?

— Нет. В окно смотрит.

Выпрямившись, Сьюзи схватила подругу за руку и быстро повела по коридору, гневно шепча:

— Зачем ты её к нам притащила? Она мокрозява, её место в Башне. Ты знаешь, что с нами будет, если хранители узнают, что мы её прячем?

Найра опустила голову. Говорить при Сьюзи, что помогла девчонке из жалости и любопытства, было стыдно. Наоборот, хотелось показать себя деловой, расчётливой, в общем, такой, какой должна быть Хозяйка Весёлого дома.

— Нужно немедленно вернуть её Гаю, — сказала подруга.

Ох, как раз сделать это сложнее всего.

— Гая долго не будет, — сказала Найра.

— Как это? — удивилась Сьюзи.

— Он уплыл к лесным.

— Уплыл, потеряв мокрозяву? Он что, окончательно мозги прокурил?

Найра пожала плечами:

— Ну, ты, же знаешь этих лодочников.

— Тогда… Тогда… — Сьюзи задумчиво теребила края платка.

— Надо позвать хранителей и отдать её, — неуверенно предложила Найра.

— Позвать и отдать мы всегда успеем, — строго возразила подруга. — Надо продать её.

— Продать? — испуганно прошептала Найра. — Кому?

— Надо подумать. Сама знаешь, мокрозявы нужны всем. Главное — не продешевить.

— Мне кажется, лучше её просто отдать. Представь, нас поймают хранители. Сразу в реку. Или вон на площади помост устанавливают.

— Ты что такая трусиха? — воскликнула Сьюзи. — Если грамотно всё сделать, никто нас не поймает.

— Но меня с ней видели стражники!

— Хм… Кто именно?

— Фрей с Ноем. Я как раз была в дозорной, когда эта приплыла.

Сьюзи поправила волосы. В полумраке её кожа казалась бархатной, глаза блестели.

— Ладно, этих я беру на себя. А ты давай, придумывай, кому мы продадим мокрозяву.

И тут Найру осенило. Даже дыхание перехватило, как в тот раз, когда островной душил.

— Я продам её в лечебницу, где лежит Фрида, — выдавила он.

— Хорошо придумала! Иди туда сегодня же!

Сьюзи радостно обняла её, и Найру обдало жаром тела подруги. Самой же ей было холодно. И мерзко.

— До ночи не успею, а там сама знаешь, река, мост. Я днём-то через него ходить боюсь, а в темноте точно свалюсь.

— Тогда завтра с утра.

— Ладно.

Подруга вдруг стала ей ужасно неприятна. И сама себе Найра тоже. Хотелось придумать, что этого разговора не было. И мокрозявы тоже в комнате нет. Всё идёт, как раньше.

— Значит, пойдёшь к лекарям и предложишь мокрозяву, — давала наставления Сьюзи. — Только не продешеви. Сразу не говори, где она. Пусть половину отдадут, только потом веди их.

— Да, да, — машинально кивала Найра.

— Эй, ты как будто уже передумала, — заметила Сьюзи.

— Нет, нет.

— Подумай о сестре. Ты же задолжала лекарям. А если отдашь им мокрозяву, тебе, может, вообще больше не придётся платить за лечение.

Найра тяжело вздохнула: это правда. После нападения островного, она долго не могла работать и просрочила очередной платёж. Лекари сказали, на первый раз подождут. Но уже приближался срок следующего платежа, а ей так и не удалось собрать нужную сумму. Найра уже подумывала, что бы продать из вещей. А тут шанс сам в руки приплыл. Но всё равно было мерзко, гадко. Хотелось снять с себя платье, нижнюю сорочку, даже кожу — лишь бы стало легче.

Помахав ручкой, Сьюзи спорхнула по лестнице. Красивая, яркая даже без подкрашивания.

Поводив её взглядом, Найра поплелась по коридору обратно к комнате. Открыв дверь, она увидела, что мокрозява спит прямо за столом, уронив голову на руки. Найра на цыпочках прошла через комнату, расшнуровала на груди корсаж, сняла платье и аккуратно положила на край кровати. Затем также на цыпочках подошла к тазу, налила в него воды. Намочив полотенце, стала обтирать себя, водя руку кругами — от плеч к грудям, потом по животу, бёдрам. От холодной воды пробирала дрожь, но привычные движения успокаивали. Казалось, ничего не изменилось и не изменится. Она — Весёлая Найра, любимица мужчин и всем лучшая подружка.

[1] Стихи Велимира Хлебникова

Глава 5. Хадар

Ожидая приглашения, Хадар остановился на смотровой площадке Башни. Весь город просматривался отсюда, как на ладони: бурые крыши домов, пересохшие ручьи улиц, люди-песчинки. Говорят, когда-то азарцы были свободным, сильным народом. Сейчас Хадар видел лишь напуганных, придавленных нуждой людишек, готовых унижаться за каплю откукренной воды. Мусор, а не люди.

А над ними, словно ядерный гриб, возвышался купол. Хадар ненавидел Азар и его жителей всей душой: за Башню, за пережитые там унижения, за смерть Кадзуки. Он мечтал уничтожить этот мир, бросить в реку и смотреть, как он корчится в муках, как слой за слоем облазит кожа и вытекают глаза. Хадар держал её за руку, когда она умирала, чувствовал, как пульсирует артерия на тонком запястье. Слабо, очень слабо. Кадзуки и сама была такой — застенчивой и робкой. Они познакомились в своём, родном мире: Кадзуки сидела на скамейке под роняющей цвет сакурой и читала книгу, прикрыв глаза рукой от яркого солнца. Ветка касалась щеки девушки, лёгкие розовые лепестки падали на страницы. Хадар подошёл к скамейке и сломал ветку. Увлечённая книгой, девушка вздрогнула от хруста и вскинула на него испуганные глаза.

— Не хочу, чтобы она касалась вашей щеки, — сказал Хадар, кладя ветку на скамейку рядом с девушкой. Она посмотрела на ветку, потом на него и, смущённо спросила:

— Вы поступаете так со всеми, кто вам не нравится?

— Ради вас могу со всеми.

— Вы же меня не знаете, — заметила она едва слышно.

— Что же мы медлим?

Больше они не разлучались, даже в Азар попали вместе. Но Кадзуки оказалась слишком нежной для этого мира, а Хадар не смог её защитить. Единственное, что он сумел для неё сделать, это не отдать в кукры. Больше всего в этом мире она боялась стать одной из них, да что скрывать: все они этого боялись. Даже когда ты мокрозяв, у тебя остаётся некоторая свобода — если не воли, то хотя бы мысли. Кукрам не позволено даже этого. Жизнь кукра можно сравнить с жизнью пылесоса — «включают» только для выполнения работы, а затем вновь «отключают».

Хадар сам влил Кадзуки в рот яд и держал за руку до тех пор, пока не перестала пульсировать артерия на запястье. Все это время они смотрели друг другу в глаза. Смотрели и молчали. Кадзуки уже не могла говорить, а Хадар считал, что слова лгут. Как говорил Лао-Цзы: высказанная вслух истина перестаёт быть таковой.